Такое осложнение беременности и родов, как послеродовая депрессия, встречается в 20 раз чаще, чем материнская смертность. Об этом свидетельствуют данные Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Это опасное психическое расстройство, при котором матери могут навредить себе, окружающим и своим детям. Один из самых шокирующих случаев произошел в Москве, когда женщина выпала из окна с двумя детьми. При этом многие женщины боятся говорить о своем состоянии, потому что в обществе и прессе принято обсуждать только счастливые стороны материнства, игнорируя проблемы. «Лента.ру» поговорила с матерями, которые пережили послеродовую депрессию, и узнала, с чего у них начиналось это состояние, как оно проявлялось и что помогало его побороть.
«Мне казалось, жизнь закончилась»
Светлана:
Четвертая беременность была достаточно сложной. До нее было две замерших, потом аборт из-за медицинской ошибки — тяжело и неприятно вспоминать этот момент.
После аборта меня направили в Барнаул в центр крови на обследование. Врачи сказали, что нужно быстрее начать думать по поводу родов, потому что потом могут начаться проблемы с фертильностью. Мы с мужем нашли в Абакане врача, взяли направление на ЭКО, но беременность наступила естественным путем. Сначала все было более-менее, но с 12-й недели начался треш — очень сильный токсикоз, тревога.
К середине срока у меня открылось кровотечение. На 32-й неделе я попала в больницу, где и пролежала до самых родов. Изначально мне хотели сделать кесарево на 34-й неделе из-за задержки внутриутробного развития, но я написала отказ и родила на 38-й неделе. Мне делали плановое кесарево сечение. Роды прошли нормально — они были контрактными, то есть мы их оплачивали.
34-ая неделя — до 37-й недели беременность считается недоношенной, проведение экстренного кесарева сечения возможно по медицинским показаниям. Планово эту операцию проводят не раньше 39-й недели.
Я сильно боялась перед каждым КТГ (метод функциональной оценки состояния плода на основании частоты его сердцебиений и их изменений в зависимости от сокращений матки, внешних раздражителей или активности самого плода), на самих процедурах устраивала истерики, потому что мне казалось, что ребенок плохо шевелится. Если я думала, будто что-то идет не так, я говорила об этом врачам, но они меня игнорировали — впоследствии оказалось, что я все-таки была права.
Для того чтобы меня госпитализировали, мне тоже пришлось устроить истерику. Я чувствовала сильное шевеление, но мне твердили, что это нормально, просто ребенок растет. Я же пыталась донести, что что-то идет не так. В итоге сделала УЗИ — оказалось, что передних вод практически нет и нужно срочно ложиться в больницу.
Передние воды — околоплодные воды, находящиеся в месте тесного соприкосновения головки плода с нижним сегментом матки. При их практически полном отсутствии плодные оболочки натянуты на голове плода, а плодный пузырь не выполняет функцию клина, что препятствует нормальному развитию родов.
Ребенка после родов на руки мне не дали, я была в реанимации еще сутки. Мне только показали дочку, дали поцеловать, сфотографировали и унесли. Первая мысль была: «Что это такое? Почему она вся синяя, почему страшная?» Она родилась с маленьким весом — 2,8 килограмма.
Почему-то после родов врач перестала выходить на связь, хотя стоимость была приличная. Не буду озвучивать сумму, потому что это незаконная практика. Позвонила анестезиологу, сказала, что у меня поднимается температура и начинается лактостаз. Он мне помог, молоко пришло, но ребенок все никак не наедался.
Лактостаз — закупорка протоков молочной железы с задержкой молока, которая развивается во время грудного вскармливания. Связана с закрытием просвета протоков, а также недостаточным дренированием молочной железы. Лактостаз происходит, если грудь кормящей не полностью опорожняется, а также на фоне пропуска кормлений.
Весь ужас начался еще с роддома. Когда мне принесли ребенка, изначально никакой помощи не было. Я лежала после кесарева кое-как живая, у меня был шок, а мне говорят: «Держи, разбирайся, что с ней делать». Не показали, как кормить, пеленать. Я хотела кормить дочку грудью, но даже не понимала, как это делать, как ее держать. На курсы для беременных я не ходила, потому что с 32-й недели лежала в больнице.
А в больнице мне просто сказали, что надо было на курсы ходить — мол, не ходила и вот теперь разбирайся сама. В этот момент у меня начался просто рев, и он не заканчивался полтора месяца. Я не понимала, что с ней делать, — она кричала, молока не было. Смесь приносили по часам, дочка уже в тот момент была голодная, плакала. Я пыталась ее покормить, она сплевывала.
Я звонила родственникам, просила привезти мне смесь, на что они просто советовали обратиться к врачу. Бабушка и мама отчитывали меня:
«Хватит истерить, что ты тут устраиваешь? Мы все в поле рожали — и ничего, а ты тут не можешь даже ребенка запеленать?»
Родители мужа тоже доводили. Когда я лежала в больнице, мне пришло сообщение от свекрови:
«Сдохни вместе со своим выродком».
У меня началась истерика. Я максимально скрывала свою беременность, никуда не выкладывала фотографии. Но каким-то образом родственники мужа узнали об этом и захотели довести меня до выкидыша — они мне прямо об этом говорили. Семья очень деструктивная, там есть судимости.
Был такой эпизод: поздно ночью мне стали звонить по телефону, сказали, чтобы я подошла к окну. Там стоял мужик, а голос по телефону сказал:
«Я знаю твою квартиру. Сейчас поднимусь и вскрою тебе живот».
Было очень страшно, все это осложняло беременность. Этот террор продолжается до сих пор. Буквально на днях человек, который звонил, снова узнал мой новый адрес. А вся проблема в том, что муж перестал помогать этим людям финансово. Свекровь мне прямо говорила:
«Я ненавижу тебя за то, что ты увела моего сына из семьи».
Когда я только родила, мне приходили сообщения с фейковых аккаунтов, где меня обзывали тварью, угрожали. Полиция говорит, что ничего нельзя сделать, так как ущерба нет. Но сам муж у меня замечательный.
На четвертый день в роддоме у меня начались нервные тики. Это продолжается до сих пор, я записалась к неврологу, пью лекарства. Суть моего состояния в том, что зубы трутся друг о друга, и это невозможно контролировать. И это, к сожалению, быстро не купируется. В детстве я тоже с этим сталкивалась, но потом тики пропали, а тут после родов вернулись.
Я пробовала пеленать дочку, но она распутывалась, ничего не помогало. Так прошли пять дней, на пятые сутки нас отказались выписывать, потому что дочка сильно похудела. Но я уже просто написала отказ — очень хотелось домой. К тому же в роддоме было жарко, а открыть окно страшно — вдруг ребенок простудится.
Единственный человек, который меня поддерживал, — это муж. Мама и бабушка больше осуждали. В день выписки мама устроила дичь просто невероятных масштабов. Мы вышли из роддома, я была очень уставшая и убитая в хлам. В тот момент я просто засыпала на ходу. Мама предложила сфотографироваться, я отказалась, на что она мне ответила:
«Да иди ты, мне надоело, что со мной в таком тоне разговаривают».
В этот момент меня просто прорвало, и я послала всех далеко.
Мы приехали домой, с помощью бабушки я уложила ребенка, немного поспала сама. Потом она приготовила поесть, и все стало более-менее нормально. Когда освоилась дома, то поняла, что состояние, которое началось еще в роддоме, меня просто не отпускает. Я ревела по каждому поводу — моюсь и хочется плакать, смотрю на ребенка и хочется плакать. Я не понимала, во что превратилась моя жизнь, думала:
«Света, зачем тебе это, тебе 21 год!»
Через неделю после рождения ребенка у меня разошелся шов, я ездила с ним полтора месяца по больницам, потому что он стал загнивать повторно. Потом мне сказали, что там все было изначально зашито неправильно, лопнул шовный материал. Это еще больше усугубило внутреннее состояние.
Когда дочке была неделя, мне казалось, что жизнь закончилась, это был крах. Казалось, что она будет плакать всю жизнь, а я буду сидеть около нее. Я пыталась вводить грудное скармливание, докармливала смесью. Все вокруг наезжали, мол, что ты за мать — ребенка не можешь кормить нормально! После каждого разговора с родственниками хотелось сидеть и плакать.
Ты просто сидишь, а в голове пустота. Ты уже не хочешь видеть этого ребенка, потому что весь мир крутится вокруг него, а ты совсем одна. Когда рождается ребенок, создается ощущение, что тебя больше не существует.
Единственной опорой был муж. Мы с ним вместе четыре года. До этого у меня были депрессивные и тревожные эпизоды, он сам отправлял меня к психотерапевту и знал, что делать. Однажды я позвонила ему и сказала, что не справляюсь с дочкой. Он приехал и сразу же сказал, что у меня послеродовая депрессия. Потом он взял отпуск и ухаживал за ребенком, я практически не подходила к ней — только кормила, но не гуляла и не укладывала. Просто лежала и смотрела в потолок. На второй неделе дочка срыгнула через нос и начала задыхаться. Вот тогда я и поняла, что это мой ребенок и я хочу, чтобы с ним было все хорошо.
Я обратилась к психотерапевту и начала приходить в себя — ходила на массаж, выходила погулять ненадолго. Муж все время меня поддерживал и помогал. Острый период депрессии был около двух месяцев. Но и потом были вспышки, например, когда дочка не могла долго уснуть, у меня начинались психи. У меня тогда еще шов опять разошелся, все наложилось одно на другое.
Позвонила психотерапевту, она прописала мне успокаивающие, стало лучше. Мне было очень важно услышать, что я хорошая и нормальная мама. Сейчас ребенку шесть месяцев, и я абсолютно счастливая мать.
«Завидовала спящим людям»
Валерия:
До 14-й недели беременности я мучилась от сильного токсикоза, на 16-й заболела коронавирусом. На 32-й неделе нашли камень в почке. Сами роды были преждевременными, хоть и без осложнений. Но это были долгие 16 часов и неприятные ощущения.
Когда только увидела ребенка, то испытала лишь облегчение, что закончились схватки. Тут же испугалась, что ничего не почувствовала к ребенку — ни любви, ни счастья, ни радости. Вообще ничего не было.
Первые дни были ужасными, ребенок постоянно плакал. Я ходила с ним по палате, пыталась его качать. Потом у него началась желтушка, и нас положили еще на неделю в отделение детской патологии. Там он тоже особо не спал, а я качала его ночами. Недостаток сна был тотальный — за сутки я могла поспать 15-20 минут.
После выписки из роддома мне очень сильно помогал муж, родственники живут далеко, поэтому мы с ним со всем справлялись вдвоем. Иногда у меня была возможность одной выходить из дома, и в такие моменты я все равно торопилась домой, потому что надо было ухаживать за малышом.
Послеродовая депрессия началась почти сразу же — были мысли, что я вообще не хотела рожать, не хотела воспитывать ребенка. Потом у меня возникло чувство вины за свои эмоции и появился страх, что я никогда не смогу его полюбить.
Помню, как после выписки малыш почти не спал ночью, а я стояла, качала его и смотрела в окно — завидовала спящим людям. До этого в анамнезе у меня уже были депрессия и тревожное депрессивное расстройство, и я стала подозревать, что происходит что-то не то.
Родственникам о своем состоянии я не говорила, в том числе потому, что было стыдно. В целом, как я поняла, почитав истории других мам, любовь к ребенку наступает далеко не сразу. Я не была исключением.
К специалистам я тогда не обращалась — думала, что смогу преодолеть депрессию самостоятельно. Мне очень помогали сон и попытки чем-то себя порадовать — что-то купить, провести время с подругой или мужем.
Помню, во время послеродовой депрессии у меня была сильная агрессия — хотелось трясти ребенка или что-то кинуть. В такие моменты я либо отдавала малыша мужу, либо как мантру в голове себе повторяла, что у ребенка нет цели меня вывести из себя. Ведь единственный, кто может помочь ему, это я. Таким образом, я проговаривала проблему и пыталась ее решить.
Было тяжело, когда у ребенка начались колики на втором-третьем месяце — он просыпался, кричал. Когда мы выходили гулять, он тоже кричал, поэтому нельзя было даже отойти куда-то надолго.
Бывали моменты, когда ребенок начинал плакать, а мне просто не хотелось к нему подходить. Было и такое, что я чай заваривала по пять раз, потому что только заварю, он тут же начинает кричать, надо идти его успокаивать. Сейчас стало получше, хотя иногда подобное еще случается. Но я понимаю, что уже не могу без своего малыша.
«Чувствовала себя полной лошарой»
Мария:
Эта беременность стала для меня второй, первая была неудачной. Разница между ними — буквально меньше года. Сама беременность проходила хорошо, только было физически тяжело ездить в больницу в Москву, ведь сама я живу в деревне в области.
Думала, что тут поликлиники такие же, как в Москве, но все оказалось совсем иначе. Поэтому приходилось проводить за рулем очень много времени, что на последних месяцах беременности было совсем тяжело. В подмосковной же поликлинике была полная жесть — никаких лекарств, помощь плохая.
Роды проходили нормально, правда, акушерка была злобная и все время поучала совковым тоном. Когда только дали малышку на руки, не испытала вообще ничего. Думала, что уже все закончилось, а на деле там были еще какие-то процедуры. Были очень сильная усталость и офигевание от всего происходящего.
В роддоме я смотрела на младенца влюбленным взглядом, меня поражал сам факт, что он существует. Но мне кажется, что до трех лет нет никакой безусловной любви, ты просто понимаешь, что несешь за него ответственность. По идее, отец тоже должен нести ответственность, но в моем случае ему было все равно.
В роддоме все было нормально, первые дни потом я была у подруги, потому что чисто физически было трудно вернуться в деревню. А когда я приехала домой, отец ребенка забил на все — продолжил кутить и веселиться, а я осталась наедине с младенцем.
Никогда не занималась маленькими детьми. Меня воспитывал отец, я интересовалась совершенно другими вещами. Интересы у меня довольно мужские — оружие, машины. А тут младенец. И вообще непонятно, что с ним делать. Женщин тоже рядом нет, даже не у кого спросить. Это просто жесть, а ты еще и ответственна за его жизнь.
Все постоянно говорят про радость материнства, но никто не говорит, насколько материнство тяжело дается. Всю информацию о том, что делать, я находила в интернете. А отец ребенка не только не помогал, но и конкретно мешал. Он постоянно лез с советами, вдруг стал из себя строить какого-то мужика, потому что раньше всегда был таким «домашним мальчиком». А тут я оказалась в слабом положении, и он начал выпендриваться. Пытался меня учить, как жить, но как друзья звали тусить, то он тут же сразу уезжал. Я тоже любитель потусить, но ведь надо нести ответственность.
Наверное, послеродовая депрессия началась почти сразу же, как дочка стала кричать. У моей матери тоже была депрессия, когда я родилась, поэтому, думаю, это взаимосвязано. Она потеряла любимого мужчину, ей было тяжело в тот момент.
Депрессия выражалась в состоянии отчаяния и апатии. Я чувствовала себя полной лошарой, было много растерянности и непонимания. Появились мысли: «А зачем вообще все это нужно?».
У меня мало родственников. А до отца ребенка я пыталась что-то донести, но он абсолютно не желал видеть проблему. Чувствовала себя в стеклянном непробиваемом шаре, говоря с ним.
Я не уверена, что послеродовая депрессия уже закончилась, потому что последняя вспышка была в конце июня. Снова начались депрессивные мысли, что больше ничего не нужно, хотелось просто лежать и ни о чем не думать либо сделать еще что похуже. Именно поэтому я не получаю разрешение на оружие. Да и денег нет на все эти развлекухи.
Были и суицидальные мысли, думала, что все уже настолько бессмысленно и глупо, что хочется просто это прекратить. Отторжения к ребенку не было, она у меня просто симпатичная, милая и добрая. Иногда доставала и подбешивала, но не до такой степени, что не хочется ее видеть.
Без антидепрессантов будто бы нереально обойтись, никакое позитивное мышление и практики не помогут. Помогло, когда отвлеклась на новости. Несколько раз съездила в зону СВО, пообщалась с людьми. В Мариуполе я видела тех, кому гораздо хуже, чем мне, а они все равно относились ко всему с позитивом. Тогда я сильно поменяла восприятие своей ситуации.
«У меня были неконтролируемые истерики»
Дарья:
Беременность проходила без осложнений, я вела активный образ жизни, работала тренером по воздушной гимнастике и продолжала вести тренировки вплоть до девятого месяца. Ничего не предвещало послеродовую депрессию.
Роды были естественные. Родила быстро. Когда увидела ребенка, почувствовала интерес — и к нему, и к своей новой роли. Роддом был хороший, обычный и бесплатный. Морально было тяжело — хотелось спать, тело сильно поменялось. Но настрой сохранялся хороший.
Первые полтора месяца я испытывала трудности с адаптацией, ощущала себя прикованной к ребенку и никуда не могла отойти. А вот как возникла депрессия, я не отследила. Обнаружила себя в трудном и тяжелом состоянии совершенно неожиданно. Оно проявлялось в перепадах настроения, ничего не хотелось делать, очень сильно в себе замкнулась. Много плакала, было тяжело из-за того, что хотелось заняться какими-то своими делами, банально сходить в душ, а я не могла этого сделать.
Мы вдвоем с мужем ухаживали за ребенком. Супруг работал, помогал мне, но ребенок все равно больше был привязан ко мне, поэтому сильно далеко не получалось отойти. Когда к нам приехали бабушка с дедушкой, мы смогли с мужем сходить в кафе буквально на час. Ребенку тогда почти исполнился год. До этого времени я лишь несколько раз выходила на улицу одна.
Когда пошли в кафе, я стала переживать, как там ребенок. Уже успела возникнуть сильная эмоциональная привязка, не было ощущения, что могу спокойно отдохнуть. Были свободные моменты, когда ребенок спал. Но перед этим же его надо уложить. И если он долго не засыпает — начинаешь нервничать. А ребенок же улавливает тревогу, и все накапливается как снежный ком.
Переживаниями с родственниками я не делилась, просто переваривала в себе. В такие моменты ты просто не понимаешь, что это депрессия, думаешь, тебе тяжело справляться с новой ролью. Не придаешь значения эмоциям в моменте.
С появлением ребенка в паре происходит отдаление. Когда ты так сильно устаешь, то бывает не до партнера. Мы очень сильно отдалились с мужем, общение стало натянутым. Ему хотелось больше времени проводить вне дома, где его ждут уставшая жена и кричащий ребенок. Атмосфера была напряженной. Помощи извне у меня не было, хотя хотелось, чтобы кто-то помог и подстраховал. Могла просто уложить ребенка и уйти посреди ночи из дома, идти и плакать. Состояние бессилия, непонимания. Казалось, что мир просто рушится.
С уходом за ребенком я совмещала работу, не могла полностью выйти из процесса. Работа была отдушиной, я могла работать по ночам, старалась переключаться — мне давало это положительные эмоции. Параллельно осваивала профессию по удаленной работе, на фрилансе работала. Но хотелось еще свободы, самостоятельности. Думаю, что если бы я просто сидела в декрете и не переживала о работе, то было бы легче.
Я поняла, что нужно обратиться к специалисту, когда у меня начались неконтролируемые истерики. Тогда мы с мужем поняли, что все — беда. Если до этого я старалась с кем-то общаться, то весь мой круг общения резко испарился после рождения ребенка. После того как ребенку исполнился год, вокруг стало появляться новое окружение в виде мам с детьми. Это тоже положительно повлияло.
Я обратилась к психологу, выбрала по внутреннему отклику. На тот момент она мне очень помогла, за четыре встречи мы разобрались с тем, что вызывает нездоровые реакции, проработали их.
Отторжение к ребенку проявилось, когда я завершала кормление грудью. Ребенок был достаточно взрослый, и я была вымотана этим процессом. А депрессия тогда сходила на нет. Во время депрессии, наоборот, хотелось сохранить с ребенком эмоциональную связь, я очень сильно за него держалась. Затем меня больше стало расстраивать не то, что я не могу уложить его спать, а то, что я не могу заняться своими делами. Были мысли вообще уйти и не вернуться, но я с этим справилась.
Очень важно получать инициативу от мужа и родных в этот сложный период, которые будут говорить маме: «Сходи на маникюр, прогуляться». Важно следить за собой, не превращаться в женщину с вечно немытой головой. Необходимо не забывать и про физические нагрузки. Мне еще помогали медитации. И не нужно отрицать послеродовую депрессию, лучше обратиться к психологу или к бесплатным ресурсам, поддерживающим группам.
