Моей маме всегда будет 37 лет. И когда мы станем ровесницами, то будем сидеть за большим столом на нашей кухне, пить горячий травяной чай и есть всякие вкусные штуки, которые я к тому времени научусь печь, так же мастерски, как это делает мама. Мы будем шутить и смеяться, ожидая с работы своих мужчин. Только, вот, куда деть эти ненужные морщинки с её лица?.. Мамочка! Хочешь, я достану для тебя любую звезду с небес? Хочешь, я постелю тебе под ноги белые пуховые облака? Хочешь, я подарю тебе все сокровища мира? Хочешь…шлёп! — это я, задумавшись о собственных возможностях, снова очутилась в …
Можно я сегодня не буду оригинальничать? Можно я не буду выдумывать замысловатые содержания, застывающие в причудливых формах? Я просто буду говорить, фиксируя на бумаге кусочки собственной памяти…
Когда-то, тогда, когда моей маме исполнилось 37, на её день рождения папа принёс ящик мороженого. Это был самый сладкий день рождения из всех, которые я могу припомнить. Этим мороженным объедались приглашенные, родственники и даже соседи. С тех пор, каждый год маме исполняется ровно 37, и мне кажется, она совершенно не изменилась. Прохладная приятность мороженого всплывает в памяти, стоит только подумать о её возрасте.
Сколько же лет прошло? «Кап» — падает холодная сладкая капля пломбира на сердце — а ей опять 37. Тогда откуда же эти морщинки на лице? Это ведь нереальность. Это просто неудачно упавшая тень. «Шлёп!» — а это уже я в довольно солидном пятилетнем возрасте приземлилась в большую осеннюю лужу. «Ыыыыыы» — задрожала нижняя губа, и из глаз вот-вот брызнут слёзы. Добрые мамины руки вытаскивают меня из лужи и ведут домой.
— Какое несчастье! В таком возрасте и вдруг — в лужу… — улыбается мама, снимая насквозь промокшее пальто.
И дабы окончательно успокоить свое чадо, мне вручается большая сдобная плюшка.
«Плюшка — плошка — ложка — кошка» — ни на слог не нарушая ритмику строф, бегут года.
— Ты что прогуляла вчера уроки в школе? — в мамином голосе звучит горестное удивление.
— Мамуличка! Вчера была Страстная Пятница. А в этот день — в компетентных источниках написано — даже грешников в аду не мучают. Ну, чем же я так провинилась, чтобы идти в школу? — вкрадчиво, по-кошачьи, мурчу я.
Да, я уже научилась подлизываться. Как быстро бегут года, хорошо, что маме только 37. Только всё ж не могу понять, откуда эти морщинки?
— В больницу. На стационар. На несколько месяцев! — припечатал доктор диагноз мне в карточку.
— Мамочка! Я не хочу! Я не поеду!!! — задрожала нижняя губа.
— Ничего, всё будет хорошо, вот увидишь — она обнимает меня за плечи, а руки пахнут сдобной булкой.
Только я уже не плачу. К этому моменту я научилась сдерживаться, когда больно.
— Ты обещаешь, что всё будет хорошо? — даже в этом возрасте я по-прежнему уверена: всё, что скажет мама — это истинная правда.
Когда есть человек, который всегда говорит исключительно правдивые вещи, легче переживать понимание ложности бытия.
— Ты ведь никогда от меня не уйдёшь, правда?
— Правда… Ну-ну, в таком возрасте — и в лужу… — улыбается она, гладя меня по волосам.
Под огромной хрустальной люстрой в Зале Торжеств стоит девушка в подвенечном платье. А чуть поодаль — молодая женщина, которой, ну, разве что, лет 37.
— Девочка, вот ты и выросла, — мамины глаза, как два огромных озера блестят, отражая тысячи хрустальных огоньков.
— Мамуль, всё будет хорошо, поверь.
— Ты обещаешь? Когда же мы успели поменяться ролями, и теперь мама уверена во всём, чтобы я ни сказала?
— Я обещаю.
«День-ночь, день-ночь, день-ночь» — тикают настенные часы. Я уже взрослая. Я сама принимаю решения, и сама отвечаю за свои поступки. Я даже уже умею срывать свою злость на людях и не мучаться после этого укорами совести. О, какая я важная и неприступная! Уууууупс! Кривая жизни резко ушла вниз: на работе проблемы, в семье конфликты, с друзьями недоговорённость, которая гнетёт.
— Мамочка!!! — я прибегаю вечером домой, — что же это со мною? Отчего всё так плохо? Я зарываюсь в мамины руки, в надежде спрятаться там от всего этого злого мира и никогда не возвращаться в него.
— Это жизнь, девочка. Полоса белая, полоса чёрная…Это пройдёт! — мама снова, как в детстве, гладит меня по волосам.
— Ну, что же мне делать??? Я сижу по уши в …
— Какой конфуз. В таком возрасте — и в лужу, — говорит мама свою волшебную фразу.
И я понимаю, что ни на какие брильянты мира я не променяю большую сдобную булку, которая будет мне сейчас выделена в качестве компенсации за непомерные страдания…
Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда. Чтобы не нужно было брать на себя груз ответственности за принятие важных жизненных решений, а ошибки, которые приходится совершать, были сдобрены сладкими булочками, испеченными самыми родными в мире руками.
Моей маме всегда будет 37 лет. И когда мы станем ровесницами, то будем сидеть за большим столом на нашей кухне, пить горячий травяной чай и есть всякие вкусные штуки, которые я к тому времени научусь печь, так же мастерски, как это делает мама. Мы будем шутить и смеяться, ожидая с работы своих мужчин. Только, вот, куда деть эти ненужные морщинки с её лица?..
Мамочка! Хочешь, я достану для тебя любую звезду с небес? Хочешь, я постелю тебе под ноги белые пуховые облака? Хочешь, я подарю тебе все сокровища мира? Хочешь… шлёп! — это я, задумавшись о собственных возможностях, снова очутилась в обычной осенней луже. «В таааааком возрасте — и в лужу…» — я представляю себе, как улыбается моя родная. Ну, ладно! Я не буду хвастать. Конечно, я не могу сделать всего того, что только перечислила…
Я просто очень тебя люблю!
