Сегодня человек гораздо больше боится не того, что его высмеют, а того, что его не заметят.
Андрей Максимов — о том, почему в наше время слава стала важнее репутации
А о чем еще и писать-то 1 апреля, как не о смехе? Да, не очень кстати, не очень в настроение… Но когда-то надо и о нем.
Еще можно рассуждать о Гоголе нашем Николае Васильевиче, чей день рождения мистически-справедливым образом с 1 апреля совпал.
Однако можно объединить смех и Гоголя. Тогда будет цитата классика о смехе. Например, такая: "О смех, великое дело! Ничего не боится человек так, как смеха".
Хорошие слова, но наивные, не так ли? Сегодня из нашего обихода практически исчезло слово "репутация". Известность закрыла репутацию, как ладонь, прислоненная к глазу, закрывает весь обзор. Большинство живет по принципу: меня не волнуют репутационные потери, меня волнует моя слава. В этой ситуации человек гораздо больше боится не того, что его высмеют, а того, что его не заметят. Есть немало людей, которые специально хотят выглядеть нелепо и смешно, лишь бы о них говорили. Вот и кажутся несколько наивными мудрые слова великого Гоголя.
Вообще, если поглядеть пристально, что сталось со смехом в наше время, окажется, что он не просто сильно изменился, а словно бы изменил свою задачу. Стал другим. Как будто… Ну, не знаю… В свое время лапти использовали для ходьбы, а теперь — как сувенир. Сохраняются вроде лучше, однако что-то важное утерялось.
Так и со смехом.
Найдется ли занятие более грустное, нежели с серьезным лицом рассуждать про смех? Но тут какая история между тем: рассуждаешь о смехе и многое понимаешь про себя самого и людей тебя окружающих — такие дела.
Сегодня человек гораздо больше боится не того, что его высмеют, а того, что его не заметят
Мы живем в эпоху, когда комикс становится главным жанром всего, не только литературы. На комиксы, например, похожи многие фильмы и спектакли. И телепередачи. Роман в комиксах не лучше и не хуже привычного романа, просто он требует быстрого взгляда, и не требует особого погружения. Литература в комиксах — это литература для тех, кто спешит. Вот и юмор сегодня для тех, кто спешит. Важно: он не хуже и не лучше того, что был. Он просто иной. Соответствующий времени и человеку. Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, в какое время ты живешь.
Еще совсем недавно смех нес мысль. Сегодня тоже такое случается, но все чаще: достаточно произнести со сцены неприличное слово — взрыв смеха в зале обеспечен. Или пошутить "ниже пояса".
Мне довелось быть знакомым с некоторыми великими сатириками. Например, с Гориным, или Жванецким, или Задорновым. Так вот, никто из них специально не смешил. Просто будучи людьми мудрыми, они видели в мире много забавного и курьезного. Вообще юмор выбирает в подруги либо мудрость, либо пошлость. Как парень верный — кого-нибудь одну.
Фильмы Горина-Захарова воспитывали поколения именно на мудром юморе, призывая улыбаться, потому что серьезное лицо — это еще не признак ума.
Сегодня и в театре, и в кино почти исчез такой жанр, как "лирическая комедия". Лирика и юмор как-то рядом не ходят. Мы по-прежнему улыбаемся, глядя старые советские картины, и хохочем над современными. Это не плохо и не хорошо. Мир изменился, мы изменились, и смех эти изменения демонстрирует.
Юмор должен быть боевым, резким, нахрапистым. И понятным. Нет времени задумываться. Надо бежать к неясным, но важным целям, по дороге постояв под бьющими струями душа юмора, и — вперед.
Однажды Жванецкий пошутил (впрочем, не однажды), в шутке этой определив и цель и печаль не одного поколения: "Надо бежать. Но некуда".
Для Жванецкого или Задорнова ироничный взгляд на мир был естественен. Они не хотели никого специально смешить — они так видели. На нашей передаче "Дежурный по стране" Жванецкий комментировал события прошедшего месяца, и, если произошедшее не было совсем уже трагичным, комментарий почти всегда получался забавным и мудрым. Мудрость стеснительно как бы пряталась в одежды юмора, чтобы не быть назидательной, но говорила остро и глубоко.
Юмор всегда и считался безусловным признаком ума потому, что дружил с мудростью, как бы облегчая ей понимание другими. Юмор, который дружит с пошлостью, абсолютно возможен и даже многим интересен. Но признаком ума не является.
С чем стало совсем плохо, так это с иронией. Ей на смену пришел стеб. Стеб — это ирония с кастетом в кулаке, агрессивная ирония защиты и нападения.
Есть слово "самоирония" — и оно прекрасно. Нет скучней и нелепей того, кто относится к самому себе излишне серьезно. Но нет слова "самостеб": стебаться над собой, издеваться над собой — кому охота?
С чем стало совсем плохо, так это с иронией. Ей на смену пришел стеб.
Даже в самых эксцентричных комедиях, например, великого Гайдая, юмор был способом рассказать о людях. Вспомните великую "Бриллиантовую руку" — персонажей Никулина, Миронова, Папанова, Мордюковой, Чекана… Или знаменитую гайдаевскую тройку: Трус, Балбес, Бывалый. Это же все люди, характеры!
Сегодня, как правило, юмор самодостаточен и упрощен. Он просто смешит. Помните героя Мкртчяна из "Мимино": "Я так хохотался"? Вот мы и хохотаемся.
Юмор не виноват. Смех не виноват. И главное, понимать: ничего не стало хуже. Просто было так, а стало иначе. И не надо по-старчески брюзжать про деревья, которые раньше были большими. Было как-то так. А стало как-то сяк. Если уж на что и кивать, так на зеркало. Уж больно сильно мы изменились. Да и жизнь… Не до смеха сейчас. Пощекочут для состояния общего веселья — и то спасибо. Бежать дальше. По серьезным делам.
Как известно: "Мир уцелел потому, что смеялся". Потому выхода нет. Так ли, сяк ли — улыбнемся…
